Автор: Андрей Степанов (Swami Deva Zaka), 2015, innerjourney.ru
Семинар Штефана Хаузнера. День первый
Из всех расстановщиков, работу которых мне когда-либо довелось наблюдать, Штефан Хаузнер наиболее близок мне по своему видению расстановочной работы. Это открытие я сделал еще пять лет назад, когда мне в руки попала его книга «Даже если это будет стоить мне жизни». Два года назад мне впервые посчастливилось участвовать в учебном модуле, который Штефан проводил в Санкт-Петербурге. А буквально на днях я вновь воспользовался возможностью расширить и углубить этот ценнейший опыт.
Почему для меня важно заявить о своем внутреннем резонансе с Хаузнером? Потому что этот мой рассказ – не точная стенограмма его бесед и расстановок, а скорее мои впечатления о работе Штефана и мое понимание того, что он нам рассказывал. Иными словами, я не буду слишком уж стараться отделить его многолетний опыт расстановочной работы от своего – просто потому, что очень во многом этот опыт совпадает...
В мировом расстановочном сообществе Штефан Хаузнер считается ведущим специалистом по работе с болезнями и телесными симптомами. И хотя сам он вовсе не считает себя настолько узким специалистом, однако с семинарами именно по этой теме он посетил уже более сорока стран, а его книга, посвященная расстановочной работе с тяжелыми заболеваниями и устойчивыми симптомами, переведена уже на десять языков.
Почему именно болезни и симптомы? Штефан говорит, что, прежде всего, из-за его первой профессии. Он пришел в расстановки не из психотерапии, а из альтернативной медицины, и считает это очень хорошим сочетанием. И во-вторых, потому что болезнь почти всегда предоставляет возможность эффективно и глубоко войти в семейную систему клиента. К тому же, работа с симптомами позволяет легко оценить качество проделанной расстановочной работы: если болезнь отступила, значит все было сделано правильно. В то время как, например, в работе с семейными парами понять, насколько хорошо была проделана работа, почти невозможно. (Интересно, какова доля шутки в этом высказывании?)
Лично меня очень привлекает удивительная ясность Штефана в отношении к тому, что он делает в расстановках. И эта ясность неким необычайным образом сочетается с его яркими и часто парадоксальными афоризмами. И тем более увлекательно то, что по сравнению с позапрошлогодним семинаром и в работе Хаузнера, и в его афоризмах появилось еще больше ясности. (Только не говорите, что это мои проекции!)
Вот, например, одно из известных высказываний Хаузнера: «Одна из серьезных проблем расстановок состоит в том, что они всегда показывают что-то важное». Красивый парадокс, не правда ли? Однако вот как он был расшифрован на этом семинаре.
В расстановку можно поставить все, что угодно – и всегда будет результат. Но ведет ли это дальше? Иными словами, любая ли расстановка изменит дальнейшую жизнь клиента? Каждый опытный расстановщик знает, что совсем не любая. Штефан Хаузнер объясняет это тем, что очень многое зависит от резонанса клиента с процессом расстановки.
Для Хаузнера расстановку ведет тело клиента. Это, пожалуй, одна из главных особенностей его стиля. В процессе расстановки Штефан постоянно следит за изменениями в состоянии клиента – за глубиной и ритмом дыхания, мимикой, моторикой, цветом кожи, движением энергии и т. д. Таким образом, расстановка в исполнении Хаузнера – это всегда два параллельных процесса: один – взаимодействие заместителей в расстановке, а второй – изменения в теле и состоянии клиента. И удивительно, что воздействовать можно на любой из них. Можно работать с заместителями – и это будет вызывать отклик в теле клиента. Можно работать непосредственно с клиентом – и эта работа немедленно будет отражаться во взаимодействии заместителей в расстановке. Штефан называет это согласованностью (или «когерентностью») процессов в расстановке и теле клиента. Если согласованность присутствует, все идет хорошо. Однако самый важный вопрос состоит в том, где именно эта согласованность теряется? Именно там что-то исключается или не включается.
Вторая серьезная проблема расстановок и второй известный афоризм Хаузнера: «Ни один расстановщик не знает, что он делает». Помнится, раньше Штефан формулировал его в более провокационной форме: «Расстановщик, который понимает, что он делает, это не расстановщик, а шарлатан».
А вот и расшифровка. Никто из нас не знает, почему и как действует феномен расстановок. Никто не знает, что именно в них происходит и почему. Поэтому не следует воспринимать информацию, идущую из расстановки, как единственную реальность или истину. Правильнее считать, что расстановки проявляют некоторые из многих параллельных реальностей, существующих одновременно. Поэтому нельзя полностью полагаться на расстановку. Важно полагаться на клиента. И важно обнаружить, где происходит разрыв между процессами в расстановке и внутри клиента.
Почему это важно? Потому что все, что вступает в отношения, обладает целительным потенциалом. Основной проблемой является именно отсутствие отношений – иначе говоря, отделенность человека (например, от родителей, партнера, ребенка, предков) или иллюзия такой отделенности. И главное, что дают расстановки – это понимание, осознание и переживание наличия скрытых связей. Причем чаще всего эти связи оказываются для клиента совершенно неожиданными.
«У нас больше связей, чем мы предполагаем» – пожалуй, именно так выражается суть расстановочной работы:
Но что это означает – «вступить в отношения?» Разве сам факт наличия у нас родителей или партнера не означает, что мы уже состоим с ними в отношениях? Однако, в данном контексте термин «вступить в отношения» с чем бы то ни было означает, что мы открываемся, позволяем себе быть затронутыми. То, что мы узнаем из расстановки, должно нас затронуть. Мы должны вступить с этим в отношения – чтобы началось целительное движение. Если человека остается незатронутым тем, что происходит в расстановке, эта расстановка для него бесполезна. Он остается отделенным от процесса, произошедшего в семейной системе.
Например, представим, что в расстановке между заместителями мужа и жены существует некий конфликт. При этом муж испытывает сильную душевную боль, а жена не позволяет себе к этой боли открыться. Как ни странно, в этом случае нельзя сказать, что между супругами существуют отношения. Отношения начнутся, если жена решится почувствовать боль мужа. Только после этого будет возможно дальнейшее движение к исцелению.
И, кстати, многие симптомы или болезни указывают именно на исключенное содержание – на то, с чем нет отношений.
Интересно, что первая расстановка на этом семинаре оказалась примером взаимодействия Штефана только с клиентом. Заместители не понадобились. Внутренний процесс клиента запустился «просто» в результате разговора. Для меня эта работа была о том, как стремление спасать становится препятствием для того, чтобы жить свою жизнь.
И очень запомнились слова, сказанные Штефаном в процессе этой работы: «Удастся ли мне «предаться жизни», если я борюсь со смертью? Какая позиция по отношению к смерти позволит мне отдаться жизни?»
Вторая работа началась с еще одной прекрасной фразы Штефана: «В истории, рассказываемой клиентом, всегда есть что-то гипнотизирующее. Поэтому постарайтесь составить свое представление о клиенте до того, как начнется гипноз».
Для меня это потрясающе точное описание того, как клиент входит в процесс расстановки. Действительно, в огромном большинстве случаев клиент вступает в контакт с расстановщиком, находясь в состоянии глубокого транса, вызванного имеющейся у него проблемой. А из практики гипноза известно, что один из самых эффективных способов навести гипнотический транс на своего собеседника – это войти в транс самому. Поэтому для расстановщика очень важно быть бдительным, центрированным и осознающим, чтобы не попасть под гипноз клиента. Или, если опять процитировать Штефана, «не стоит верить всему, что говорит клиент».
Помнится, кстати, что Берт Хеллингер когда-то говорил о том же самом примерно так: «Не стоит думать, что клиент хочет решения своей проблемы. Он хочет ее подтверждения». И еще: «Описание проблемы, которое дает клиент, всегда неправильное. Потому что правильное описание – это уже решение проблемы».
Очень часто на вопрос: «Что ты хочешь получить от своей расстановки?» клиент отвечает: «Я хочу узнать причину (болезни, симптома, жизненной неудачи и т. д.)». Однако Штефан Хаузнер считает такую формулировку запроса весьма неудачной. Дело в том, что на самом деле причину болезни выявить невозможно. В семейной системе (и в расстановке) действуют десятки и сотни сил и связей, и лишь немногие из них выделяются заместителями как видимые. И совершенно невозможно выявить, в какой момент начался процесс, приведший к проблеме клиента: ведь цепочки причинно-следственных связей всегда причудливо переплетаются и теряются в бесконечности прошлого.
Но главное состоит в том, что искать причину еще и бесполезно. Безусловно, исследование мощных и драматичных переплетений на несколько поколений назад может быть чрезвычайно увлекательным и просто захватывающим – причем, как для клиента, так и для расстановщика. Однако искать причину означает смотреть в прошлое. В то время как изменения возможны только в настоящем.
То, что делает Штефан, – это работа с прошлым через настоящее, а не наоборот. Именно поэтому мышление в терминах причинно-следственных связей здесь не является особенно полезным.
Ситуация меняется коренным образом, если вместо поиска причины мы спрашиваем себя: «Что я могу сделать, чтобы прервать эту цепь заболеваний?»
Однако такой вопрос возлагает значительную долю ответственности за изменения на самого клиента. Это уже не так, что тот приходит к расстановщику с запросом: «Сделайте мне хорошо, пока я тут посижу рядом».
И расстановщику нет смысла заниматься переплетениями и/или симптомом, пока он не почувствует в клиенте хотя бы готовности принять жизнь.
В принципе, жить хочет каждый. Проблема, однако, состоит в том, что далеко не каждый может с этой готовностью соединиться. И главный приоритет в работе расстановщика состоит именно в том, чтобы помочь клиенту соединиться с готовностью жить. Лишь после этого имеет смысл уделять внимание динамике самого симптома или болезни.
То, что клиенту плохо – это необходимое, но еще не достаточное условие для работы. Важно еще, чтобы расстановщик чувствовал себя хорошо – комфортно и уверенно. Если расстановщик ощущает дискомфорт, ему лучше не трогать клиента. Этот дискомфорт обычно означает, что для расстановочной работы чего-то пока не хватает. И, кстати, один из эффективных способов прояснения этой ситуации – поставить в расстановку заместителей для клиента и расстановщика.
Именно это и было сделано в процессе работы со вторым клиентом. И это было совершенно особой магией – наблюдать, как изменения в состоянии клиента в процессе разговора со Штефаном мгновенно отражались во взаимодействии заместителей клиента и Хаузнера в этой расстановке. Замечательный пример той самой согласованности (или когерентности).
И снова, как и с первым клиентом, процесс исцеления и интеграции был в итоге запущен без формальной расстановки «клиент и его проблема».
Работа с третьим клиентом была для меня в каком-то смысле идеальной иллюстрацией принципов расстановочной работы Штефана Хаузнера. Из расстановки было очевидно, что каждый из родителей клиента находится в собственном серьезном переплетении, из которого невозможно взаимодействие ни друг с другом, ни с ребенком. В результате ребенок оказывается в ситуации, когда ему необходимо сделать выбор между родителями. А такой выбор для ребенка невозможен в принципе. Попытки одновременно войти в переплетение и отца, и матери буквально разрывают ребенка на части. Практически вся его энергия оказывается связанной этим внутренним конфликтом. Сил для жизни просто не остается.
Я знаю, что очень многие расстановщики в такой конфигурации начали бы работать с переплетениями отца и матери – тем более, что сильнейший соблазн начать такую работу исходит из самой расстановки: мощная энергия этих переплетений эффективно захватывает внимание ведущего. Однако самое важное для ребенка – выйти из конфликта между отцом и матерью. И это то, что человек может сделать только самостоятельно. Расстановщик может лишь поддержать его в этом движении. И, в общем-то, единственный способ выйти из этого конфликта состоит в том, чтобы сказать ему: «Да». Сказать: «Да» – жизни, родителям, их конфликту, их переплетениям...
Можно полжизни распутывать системные переплетения родителей, но единственное, ради чего это стоит делать – это самое «Да».
«Папа, мама, чем бы ни было то, что вас разделяет, во мне вы – единое целое». И неважно, смогут ли выдержать это понимание ваши родители. Единственное, что важно, чтобы это понимание могли выдержать вы сами.
И кстати, «быть в отношениях» – это вовсе не означает «быть вместе». И, по сути, есть только одно место, в котором партнеры становятся единым целым. Это место – их ребенок. И только тогда, когда родители начинают действительно видеть друг друга, между ними начинаются отношения. И тогда их ребенок становится свободным.
Принять свою жизнь через родителей – это то, на что должен решиться клиент. И это решение принять родителей именно такими, какие они есть. И не хотеть иметь их другими, чем они есть.
Однако главная проблема при этом состоит в том, что для ребенка отношения между родителями предельно важны – ребенок готов вкладывать огромное количество своей силы, чтобы их «исправить», «спасти» и т. д. И задача расстановщика – сделать так, чтобы эта сила, связанная в безнадежных попытках ребенка совершить невозможное, наконец освободилась бы. Тогда ребенок станет взрослым и возвратит себе свою жизненную энергию.
Но до того, как это произойдет, с каким бы запросом человек ни пришел к расстановщику, в нем всегда слышится: «Пожалуйста, поработай с моими родителями, чтобы они стали такими, какими я хочу их видеть». Если расстановщик это сделает (а это, кстати, совсем несложно), клиент будет счастлив. Но когда он вернется домой, вероятнее всего, случится ретравматизация. Потому что реальность, открывающаяся в расстановке, далеко не всегда совпадает с реальностью, в которой существуют родители клиента.
Все самое важное каждый из нас получил от родителей. Но воспользоваться этим мы сможем лишь тогда, когда отпустим своих родителей, согласившись с ними такими, какие они есть.
И это согласие со своими родителями состоит в том, чтобы
1) взять от них то, что взять можно, и
2) отказаться от того, что взять невозможно. И не пытаться получить это от своего партнера, детей, начальника, психотерапевта...
Кстати, отсюда происходят два типа клиентов:
1) Нуждающиеся: те, кто путает расстановщика с мамой или папой
2) Взрослые, автономные, независимые: те, кто отрицает свою потребность. Но тем не менее им тоже чего-то не хватает. Чего-то, что маленький ребенок внутри них когда-то не смог получить от родителей
Как бы то ни было, цель расстановочной работы всегда состоит в осознании того, чего не хватает.
И, кстати, то, что многие клиенты путают терапевта с родителями, вовсе не является проблемой. При условии, что терапевт не путает своих клиентов с детьми.
Отношения могут быть только с тем, что есть. И если человек соединяется со своими ожиданиями, надеждами и желаниями, он теряет возможность находиться в отношениях с тем, что есть.
Существенная часть расстановочной работы заключается в выявлении тех мест, где отношения являются нездоровыми, и решении, что можно сделать, чтобы нездоровые отношения превратились в целительные.
Нездоровые отношения – это привязка. Например, если у родителей имеются ожидания к ребенку, то такие отношения нездоровы. И такими они останутся до тех пор, пока ребенок не решится пойти на риск потерять эти отношения, сказав родителям: «Ваши ожидания направлены не по адресу». Конечно, проекции со стороны родителей продолжатся и после этого, но отношения станут здоровыми, поскольку теперь в них будет присутствовать достаточно осознания.
Однако для ребенка пойти на риск утраты отношений (иначе говоря, пойти на риск разочаровать родителей) – это самая сложная вещь в мире. На это способен только взрослый.
Некоторые люди пытаются стать взрослыми, отрицая свои детские потребности. Они говорят: «Я взрослый, мне этого не надо». Такие люди подтягивают свою энергию вверх, как бы раздуваясь в верхней части тела. Но в их нижней части тела и в ногах энергии почти нет.
Чтобы мы смогли глубже это прочувствовать, Штефан в конце первого дня семинара предложил сделать небольшое упражнение. Оно выполняется в четверках:
А - тот, для кого проводится упражнение
Б - выполняет в упражнении роль А как терапевта
В - выполняет в упражнении роль клиента, пришедшего к А
Г - наблюдатель, стоящий рядом с А и помогающий ему выдерживать происходящее. При необходимости может помогать также в соблюдении структуры упражнения
Структура упражнения: Б и В становятся друг напротив друга и какое-то время все четверо участников молча и без движения наблюдают, как происходит процесс взаимодействия терапевта и клиента. Затем Б (по-прежнему в роли А как терапевта) представляет, что у него за спиной стоят родители, поворачивается к ним и говорит каждому из них: «Да». После чего поворачивается обратно к клиенту. Все четверо участников вновь наблюдают процесс взаимодействия терапевта и клиента, отмечая, произошли ли в нем какие-то изменения. Далее следует очень короткое обсуждение, в котором каждый из участников может произнести только одну фразу. После этого участники меняются по кругу. Упражнение для всех четырех участников занимает примерно полчаса (т. е. примерно по семь-восемь минут на каждого).
Семинар Штефана Хаузнера. Дни второй и третий.
В начале второго дня Штефану был задан вопрос, касающийся профессионального выгорания психотерапевтов. Как оказалось, одна из основных динамик в этом случае – привязанность к родителям или предкам. Когда из-за травмы связь с предками прерывается, мы начинаем бояться, что если мы откроемся, от предков придет не только хорошее, но и ужасное. Пытаясь защититься от «негативного», мы отрезаем себя от силы.
Выгоранию также способствует представление о том, что «я могу сам управлять своей жизнью, родители не нужны».
И другой аспект этой темы: некоторые люди дают слишком много, потому что боятся, что иначе их отвергнут. Это дети, готовые ради родителей отдать все. Такое бывает, если ребенок что-то недополучил – например, благословение. И тогда эти дети переходят свои пределы, опасаясь разрыва отношений.
Для предотвращения выгорания необходимо здоровое прощание с родителями. В связи с этим есть у Штефана есть для нас две новости:
1. Плохая новость: все родители находятся в переплетениях и спасти их невозможно.
2. Хорошая новость: у каждого есть два родителя.
Для того, чтобы иметь хорошую связь с родителями, совсем необязательно быть с ними в хороших отношениях. Человек может даже вовсе не знать своих родителей. Единственное, что необходимо – согласиться с ними. Согласиться с тем, что родители именно такие, какие есть, и отказаться от надежды, что они могут стать другими.
Потом мы немного поговорили о том, как делаются расстановки вообще и расстановки с симптомом в частности. Тут мы услышали от Штефана еще одну очень сильную фразу:
«Если человек пришел на расстановку с вопросом, это еще не означает, что он сможет выдержать ответ». И поэтому в своей работе Штефан не стремится довести процесс до ответа. Но он всегда старается сделать так, чтобы клиент приблизился к ответу хотя бы на один шаг.
Насколько я могу судить, в последние годы Штефан очень редко ставит в расстановку симптом – за три дня семинара это произошло, кажется, всего два раза. Сам Хаузнер говорит, что до этого пятнадцать лет он работал именно так, как описано в его книге: в расстановку ставятся заместители клиента и симптома, а затем добавляются родители клиента, чтобы прояснить, с кем из них связан потенциал исцеления. Или можно сразу начать с родителей, а потом добавить симптом. И такой способ работы – это по-прежнему хорошо и правильно.
Но при этом важно учитывать, что каждый заместитель, добавляемый в расстановку – это смещение акцентов. И что каждый следующий заместитель может отбирать энергию у всего процесса. К тому же, в любой расстановке всегда присутствуют гораздо больше участников, сил и связей, чем это показывают заместители. По сути, заместители и их взаимодействие – это лишь видимая верхушка айсберга. И именно ведущий решает, что в расстановке делать видимым, а что нет. А поскольку фокус работы Хаузнера направлен прежде всего на возвращение клиенту той силы, которая была захвачена и связана симптомом, для него в последнее время правильнее сразу ставить клиента и его родителей. Исследование динамики всего процесса в целом часто оказывается более полезным, чем исследование динамики симптома. Симптом же при этом постоянно присутствует в поле зрения расстановщика, хотя и не обозначается в расстановке заместителем. Штефан постоянно следит за тем, как изменения в связях между заместителями и процессы внутри самого клиента влияют на поведение симптома, незримо присутствующего в расстановке. Конечно, для такого способа работы необходим опыт тысяч расстановок с болезнями и симптомами.
В расстановочной работе речь идет не о том, чтобы работать с семейной системой, а о том, чтобы узнать, как работает данная семейная система.
Иначе говоря, не стоит думать, что расстановщик «распутывает системные переплетения». Он «всего лишь» обнаруживает, как именно они действуют в данном конкретном случае.
И цель работы заключается в том, чтобы освободить силу, которая тратится на поддержание симптома. Иначе говоря, расстановка – это попытка отыскать другой баланс, другое равновесие сил в системе, вследствие которого симптом становится ненужным. И поэтому расстановщику важно не идентифицироваться с тема способом, которым поддерживает равновесие клиент. Необходимо предоставить более широкий контекст, в котором и может быть найдено более удачное решение.
«Исцеление» – это, по сути, то же самое, что и «раскрытие потенциала». Проблемы возникают там, где энергия оказывается заключена в слишком тесную оболочку. При этом сама по себе энергия проблемой не является. Проблема состоит в сопротивлении этой энергии.
И если симптом исчез, это означает, что человек еще чуть-чуть приблизился к своей собственной реальности.
Мы – это наша история. И там, где мы сопротивляемся Творческому импульсу, действующему через нашу историю, возникает симптом.
Симптом – это не что-то «плохое» или «неправильное». Например, если у меня внутри существует инфекция, то повышенная температура – это не болезнь, а разновидность здоровья. Поэтому не стоит «зацикливаться» на симптомах.
Почему в расстановку правильнее ставить обоих родителей? Дело в том, что один из родителей может не согласиться с решением, которое было найдено для другого. Например, решение, найденное для матери, для отца может оказаться ретравматизацией – ведь он несет переплетения из своей собственной системы. И тогда решение становится возможным только в большем пространстве.
Любой расстановщик знает, что клиенты часто стремятся рассказать ведущему о своих прошлых расстановках. Единственный вопрос, который в этом случае интересует Хаузнера: «Какое понимание вы вынесли из предыдущей расстановки?» И, как признается Штефан, ответы часто бывают очень странными.
Дело в том, что расстановщик видит ситуацию совсем не так, как клиент. Для расстановщика обычно все ясно. А клиент уходит с непониманием. Непонимание очень трудно выдержать – и тогда клиент пытается поскорее его прояснить. И результат этого прояснения становится для него результатом расстановки. И этот результат начинает оказывать действие. И часто это совсем не то действие, которая оказала бы сама расстановка…
Ведущему расстановки нет никакого смысла производить в ней какие-либо изменения, если он видит, что клиент не вступает с расстановкой в отношения. Иначе говоря, остается в позиции: «Какое отношение все это имеет ко мне?». В этом смысле, травма – это именно то, что мешает человеку вступить в отношения с происходящим. Именно здесь требуется исцеление.
И для изменений нужна подвижность – и это предполагает способность отказаться от своих прежних концепций и мужество встретиться с чем-то новым. А новое всегда пугает. Поэтому иногда после расстановки внутри клиента возникает попытка встроить все то новое, что произошло в расстановке, в свои привычные концепции. И тогда, конечно, изменения не происходят.
Очередной известный афоризм Штефана Хаузнера: «Расстановка подобна таблетке: она действует только если ты ее проглотил». Расстановка действует лишь тогда, когда клиент полностью отдается открывшемуся движению, отказавшись от попытки его понять, встроить в свою привычную картину мира.
«Признать то, что есть» – это дверь к трансформации. Да, это трудно. Но это возможно.
Одна из расстановок в этот день касалась болезни ребенка. И как во многих прежних случаях, ребенок оказался вплетен в переплетение между родителями, не завершившееся с их расставанием.
И вот какой красивый образ использовал Хаузнер, говоря о завершении партнерской связи:
«Отношения можно считать законченными, когда достигнут баланс «давать/брать». Иначе расставание невозможно. Это как в супермаркете: вы приходите, набираете кучу продуктов, затем подходите к кассе, расплачиваетесь – и вы свободны. Но супермаркете проще – там есть ценники».
И вновь оказывается, что единственный способ для родителей вывести ребенка из переплетения состоит в том, чтобы разрешить свой конфликт. А это возможно только тогда, когда каждый из них видит своего партнера. Марианна Франке сформулировала это так: «Воспитание происходит, когда родители смотрят друг другу в глаза». И лучше всего, когда это происходит в контакте с собственной силой. Только тогда есть шанс увидеть партнера. И для работы с больными детьми это предельно важно. Пока родители не встретились, разрешить другие переплетения невозможно.
И еще о работе с детьми. Часто после выхода из переплетения ребенок возвращается туда снова. Дело в том, что в переплетении он чувствует большую принадлежность к семье, большую вовлеченность. Вне переплетения часто возникает сильное чувство одиночества.
Расстановка как таковая – это просто. Гораздо труднее отыскать правильный вопрос и открыть правильное пространство. И это может быть сделано только в результате разговора с клиентом.
Это похоже на то, как два человека, клиент и расстановщик, подходят к озеру, садятся в лодку, берутся за весла и начинают грести. Если они хотят куда-то попасть, очень важно, чтобы они гребли согласованно. Важно выяснить, чего хочу я, чего хочешь ты и куда мы будем двигаться.
В том, что исцеляет, метод расстановок присутствует всего на 10-15%. А 85% исцеления зависят от отношений клиента и терапевта. Поэтому очень важно знать, что вы можете и где находятся ваши границы. А то, что вы делаете – это всего 15%.
В любой болезни есть телесный аспект. Но кроме него имеются и душевный, системный и духовный аспекты. И расстановщик должен выяснить, какие аспекты затронуты в данном случае.
Цель расстановочной работы с больными – не замена других видов лечения. Это дополнительная работа, которая особенно уместна в тех случаях, когда классическое лечение почему-то не срабатывает.
Расстановка сама по себе не «делает» решение. Ее задача – создать условия для запуска исцеляющего процесса в душе клиента. И хотя расстановочная работа обычно считается методом, ориентированным на решение, для Хаузнера это в большей степени метод, ориентированный на трансформацию.
Похоже, что в Прошлом имеется сильное стремление к тому, чтобы быть включенным в Настоящее, присутствовать в нем. Это необходимо, чтобы могло возникнуть Будущее, чтобы исчезла потребность снова и снова воспроизводить Прошлое. И расстановки дают такую возможность включения Прошлого в Настоящее.
Вопрос из зала:
Ты говоришь, что предки ничего не решают, что все зависит от самого человека. Но как быть в том случае, если предки не дают благословения?
Ответ Штефана:
Проблема не в том, решают что-то предки или нет. Проблема в надежде на то, что они когда-нибудь что-то решат. Такая надежда связывает и лишает силы.
Представление о том, что переплетение можно распутать, – это отражение нашей тоски по свободе, любви, свободному течению энергии… Однако решение состоит в том, чтобы быть с тем, что есть.
А переплетение возникает, когда кто-то оказывается неспособным что-то в себя вместить. И если я начинаю думать, можно ли избавиться от переплетения, это означает, что я не могу это вместить.
«Когда-то давно Берт Хеллингер утверждал, что системные переплетения можно распутать и развязать. Конечно, с точки зрения маркетинга это был очень сильный ход. Думаю, что сейчас он бы так не сказал».
«В расстановках речь всегда идет о жизни и смерти». Этот красивый и глубокий афоризм Берта Хеллингера полюбился мне уже очень давно. Но, пожалуй, только на этом семинаре я по-настоящему понял, что именно он означает.
Действительно: разве не встречаются в расстановках более простые и менее драматические случаи? Однако работы, сделанные на этом семинаре Штефаном, раз за разом иллюстрировали его слова: «Если вы действительно хотите изменений, то какая-то часть – в системе или внутри вас – должна умереть. И это, конечно, вызывает страх».
И прекрасной иллюстрацией этого может послужить последняя расстановка на этом семинаре.
Темой этой работы была аллергия. По словам Штефана, аллергия или аутоиммунные заболевания по сути представляют собой усиленную защитную реакцию, которой на самом деле быть не должно. Это часто соответствует динамике, когда человек говорит: «Уходи!» кому-то, кого он на самом деле любит.
Клиентка рассказала о периодически возникающий сильной аллергии на коже пальцев рук. По ходу разговора «неожиданно» выяснилось, что этот симптом начал проявляться вскоре после свадьбы. Тут, кстати, Штефан заметил, что «Как это ни обидно, но из-за мужей обычно не заболевают», имея в виду, что симптомы чаще всего происходят из переплетений с родителями.
Дело в том, что проблемы со здоровьем чаще всего соответствуют этапам отделения ребенка от родителей, стадиям покидания родительской семьи – таким, как школа, пубертатный период, свадьба, рождение собственных детей и т. д. Однако, если ребенок переплетен с родительской системой, покидать ее ему нельзя. И такой конфликт часто решается через симптом.
Если родители что-то проецируют на ребенка, тот вынужден защищаться. Это здоровая реакция. Но она может проявляться и в форме аллергии, которая как бы говорит: «Отойди!» тому, кого ребенок любит.
Симптомы часто могут регулировать дистанцию и степень близости в отношениях, однако, повторю, серьезных болезней из-за партнеров не бывает.
А вот ради родителей дети готовы брать на себя все. У ребенка есть глубокое чувство: «Без мамы и папы я не могу жить». И если родители недоступны (обычно вследствие их собственных переплетений), ребенок думает: «Что я могу сделать, чтобы они остались со мной?» И это благоприятная почва для симптомов.
Конечно, не стоит забывать и о том, что аллергическая реакция бывает и перенятой – когда ребенок делает это «за кого-то».
В расстановку были поставлены заместители для клиентки, ее родителей и ее мужа. И практически сразу стало очевидно, что связь между клиенткой и матерью значительно сильнее, чем ее связь с мужем. Такое на этом семинаре мы уже видели – и Штефан прокомментировал это в том смысле, что «вступить в брак» означает покинуть свою семью, чтобы создать новую. И эта новая семья становится для человека более важной. А если, например, в результате переплетения с матерью дочь не может оставить родительскую систему позади, это фактически означает, что она так и не вышла замуж, несмотря на наличие «штампа в паспорте» и, может быть, нескольких родившихся детей.
И в этой расстановке очень отчетливо был проявлен конфликт между детской лояльностью к матери и взрослой лояльностью к мужу. И аллергия в данном случае была способом разрешить этот конфликт.
В процессе расстановки при попытке заместительницы клиентки отвернуться от матери и повернуться к мужу, матери становилось ощутимо хуже. А когда дочь все же поворачивалась к матери, начиналась ретравматизация у ее мужа, который, очевидно, находился в каком-то своем переплетении.
И здесь самое время вспомнить слова Хеллингера о жизни и смерти. А также слова Штефана Хаузнера о том, что решение может принять только сам клиент. Как поступить? Отказаться от своей взрослой жизни и остаться в переплетении с матерью, пытаясь ее спасти? Или рискнуть отпустить мать и все-таки «выйти замуж по-настоящему»? Так расстановка на тему, кажется, почти безобидной аллергии оказалась «расстановкой, где речь идет о жизни и смерти».
Часто, когда выросшие дети покидают родительскую систему, родители вздыхают с облегчением. У них даже может начаться второй расцвет партнерства. Но бывает и так, что отца или мать, переплетенных с кем-то из мертвых, в мире живых удерживает только сила и отчаянная любовь ребенка. Ведь дети очень легко могут отказаться от своей жизни, стремясь спасти родителей. И такие примеры мы тоже видели на этом семинаре. Поэтому выбор, который расстановка очень часто ставит перед клиентом – это действительно выбор между жизнью и смертью.
И кстати, в немецком языке тоже существует пословица: «Надежда умирает последней». И для того, чтобы человек действительно решился принять свою жизнь, его детская надежда спасти родителей должна умереть. Только ценой этой смерти возможно согласие с жизнью.
Автор: Андрей Степанов (Swami Deva Zaka), 2015, сайт: innerjourney.ru
Олег Игоревич Румянцев - сертифицированный специалист по системным семейным и организационным расстановкам, мастер-практик НЛП, специалист по телесно-ориентированной терапии, бодинамике, холистическому и висцеральному массажу, специалист высшей категории по энергоинформационной медицине, биолокации и биоэнергетике, тренер методики оздоровления и омоложения Анкхара, звукотерапевт. Олег проводит расстановки на любые волнующие вас темы по личным, семейным и организационным запросам, в групповом, индивидуальном и дистанционном формате.
Роланд Шиллинг является сертифицированным расстановщиком и обучающим терапевтом DGfS (Немецкое общество системных расстановок), проводит обучение расстановкам как в Германии, так и за рубежом. Имеет 25 летний опыт работы с зависимыми и созависимыми пациентами.
Маргрет Барт (Margret Barth) - психотерапевт, тренер-терапевт по системным расстановкам по методу Берта Хеллингера в Немецком общество системных расстановок (DGfS), член руководства и сертификационной коллегии DGfS. Занимается индивидуальной, парной и семейной терапией
